Освобожденные 13 декабря политзаключенные рассказали, что в колониях получали за свой труд от 10 до 40 рублей в месяц, хотя могли работать всю неделю, а также в ночные смены. А еще о бессмысленных указаниях руководства и несоблюдении техники безопасности.
На пресс-конференции, которую дали в Вильнюсе приехавшие в Литву экс-политзаключенные, они рассказали о работе в так называемых промках — промзонах — территориях внутри исправительного учреждения, где расположены цеха и мастерские. Как оказалось, многие из бывших узников были заняты на швейном производстве. Среди них и правозащитник «Вясны» Владимир Лабкович.
— Я, аказваецца, швея, калі што, — пошутил он. — У мяне нават ёсць нейкі разрад. Я рабіў кішэнькі на спецвопратцы. Гэта, хачу сказаць, не самы горшы ўспамін пра гэтую ўстанову, таму што там хаця б моцна не тузаюць, адміністрацыя за табой не сочыць. Але ў 17-й калоніі (ИК-17 в Шклове. — Прим. ред.) вельмі любяць сваю прамзону і вельмі любяць максімальна выціскаць з людзей нормы <…>. Увогуле сістэма збудавана адмыслова для таго, каб атрымаць бясплатную працоўную сілу. <…> Гэта не самае горшае месца ў гэтай установе, там ёсць хоць нейкая магчымасць камунікаваць з людзьмі, працаваць. <…> Таму што, напрыклад, у 17-й калоніі палітычныя не маюць права ні на што. Мы не маем права хадзіць у бібліятэку, у спортзал, у клуб, у царкву. Няма ніводнага месца, акрамя закрытага лакальнага ўчастка і прамзоны, куды ты можаш хадзіць. Таму прамзона — гэта такі яркі момант, хоць нейкае жыццё.
Экс-политзаключенный Валерий Попков отбывал срок в ИК-1 в Новополоцке. Его осудили в июле на два года колонии по ч. 1 и ч. 3 ст. 361−1 УК (Создание экстремистского формирования либо участие в нем).
— Да, о промзоне у меня тоже хорошие воспоминания, — продолжил он после Лабковича, — потому что единственная возможность [в колонии] заниматься творчеством — это работа на швейке. Я и до этого занимался [шитьем] и много чему научился там, много чего попробовал: на одной иголке, на двух, оверлок (специализированная швейная машина для профессиональной обработки краев ткани. — Прим. ред.). <…> Мы шили рабочие костюмы для российских строителей.
Сергей Руденков, как и Владимир Лабкович, сидел в ИК-17. Беларуса задержали в ноябре 2022 года, когда он вернулся из Польши. Судили по нескольким статьям УК, в том числе за «содействие экстремистской деятельности» и «оскорбление Лукашенко»
— На счет промзоны больше положительные эмоции, — поделился экс-политзаключенный. — Я по профессии электрогазосварщик, также переквалифицировался в швею. Эта работа позволила расширить горизонты, освоить новую профессию. Администрации за это я только благодарен. Все это мне пригодится.
В той же колонии находился Владислав Яценко, осужденный на пять лет по ст. 341 УК (Осквернение сооружений и порча имущества) и ч. 2 ст. 361−3 УК (Подготовка лиц к участию на территории иностранного государства в вооруженном формировании или вооруженном конфликте, военных действиях). Труд в швейном цеху он называет рабским.
— Бывало, и по семь дней шили, и в ночные смены. И за все это ты получаешь в лучшем случае 20 рублей. У кого-то было три рубля и 30 копеек зарплата, а у кого-то — 1500. Но это из приблатненных всяких. Некоторые ребята в «продленку» ходят и сверхурочно шьют в две смены, получают более-менее какие-то деньги за свои труды. А кто-то просто ничего, грубо говоря, не делает, помыкает тобой, говорит, что ты мало пошил или недостаточно сделал, и он будет получать 1500. А ты за 20 рублей будешь шить, как сумасшедший раб.
Экс-политзаключенный Сергей Павловицкий отбывал срок в ИК-15 в Могилеве. Мужчину осудили на три года колонии за донаты.
— У адрозненне ад гэтых джэнтльменаў, я займаўся дрэваапрацоўкай. Насамрэч, у мяне тры дадатковыя прафесіі. Я ўвогуле перакладчык, а цяпер яшчэ грузчык другасных металаў, металалому і ачышчальнік, — рассказал бывший узник. — [Спачатку] я быў уключаны ў так званую эканоміку замкнёнага цыклу: ачышчаў ізаляцыю з правадоў, каб алюміній і медзь можна было выкарыстоўваць нанава. І, нарэшце, нас перакінулі на дрэваапрацоўку — рабіць падоны для магілёўскага «Хімвалакна». <…> Вось там быў чалавек, які зарабіў 80 рублёў. У сэнсе, з нашай катэгорыі, з палітзняволеных.
Сергей Павловицкий тоже отмечает, что «промка» — это, пожалуй, единственное место, где ты можешь пообщаться с людьми из других отрядов, заниматься «более менее осознанной деятельностью»: «Можаш выбіраць: вось калі застанешся [на нейкі час], то заробіш на 10 рублёў больш».
В женской ИК-4 в Гомеле промзона отличается от той, которую описывали мужчины, рассказала экс-политзаключенная Анна Курис. На момент задержания ей был 21 год. Девушку осудили на два года колонии, обвинив в «разжигании вражды» (ч. 1 ст. 130 УК РБ), «дискредитации Беларуси» (ст. 369−1 УК РБ), «оскорблении Лукашенко» (ч. 1 ст. 368 УК РБ) и «надругательстве над государственными символами» (ст. 370 УК РБ).
— Мы подметали лужи, вымакивали их тряпочкой, — вспоминает она. — Занимались «очень интересной и полезной деятельностью». Иногда сами сотрудники подходили и спрашивали: «Зачем вы трете эту лужу, если она сама высохнет через пять минут на солнце?» Но некоторые добросовестные осужденные считали, что надо все убирать очень тщательно. Работа у нас была только на швейном производстве. За 10 месяцев я заработала 100 рублей. Но шила только первые два месяца, а потом работала с лекалами. Говорили, что там зарплата чуть выше, но я не особо ощутила.
Все бывшие политзаключенные отмечали проблемы с техникой безопасности на производстве в колониях. Так, представитель независимого профсоюза «Гродно Азот» Максим Сеник, осужденный на 4,5 года за «оскорбление» Лукашенко и «содействие экстремистской деятельности», рассказал, как все происходило в ИК-2 в Бобруйске.
Мужчина работал «на резине» — извлекал из отходов производства автомобильных покрышек металлический корд (проволоку). Плоскогубцы, по его словам, им выдавали старые, в защитных очках тоже было невозможно работать.
— Если надел их, ты ни черта не видишь. Как крот, наощупь. Быстрее покалечишься в этих очках, чем без них. Но без них нельзя, потому что ходят, проверяют.
Максим Сеник говорит, что во время погрузки резину могли скидывать вниз из цеха на втором этаже. Хотя, по технике безопасности, должны спускать с помощью веревки, так как та может отскочить от земли и ударить человека.
— Короче, полный беспредел, никто никого не боится, — отметил он.
Читайте также
